Определение смерти было не от Антония, но от Бога, Который одному определил умереть, а о другом дал откровение. В Антонии же чудно было только то, что, пребывая в горе, имел трезвенное сердце; и Господь показал ему, что происходило вдалеке.

Обсуждай себя здесь каждый день, в чем недостаточествуешь, и не будешь в затруднении в час нужды смертной.

Блажен, кто бодрствует в молитвах, чтении и добрых делах; он просветится и не уснет в смерть.

Трезвись, возлюбленный, и будь внимателен к себе, потому что много козней у врага. Если враг видит, что брат трезвится, или намерен трезвиться, то возбуждает против него другого нерадивого брата, отчего нередко и руки налагают они друг на друга. Потом, когда подружатся, злокозненный увеличивает взаимную их дружбу и вольность обращения, — не ради добродетели, но чтобы, возмутив их помыслы, примешать к ним сладострастие. И бывает великое зло, потому после, как подпадут осуждению, враг нередко возбуждает в них такую ненависть, что бросают они недавнюю свою бесполезную дружбу. А кто боится Бога, тот никогда не будет любить без мудрости свыше. Ибо написано: А яже свыше премудрость, первее убо чиста есть, потом же мирна (Иак. 3: 17), — и так далее.

Радуйся, когда делаешь добродетель, но не превозносись, чтоб не случилось крушения в пристани.

Сколь блага, приятна, светла, сладостна, вседобротна, яснозрачна (веселолица) и прекрасна добродетель трезвения. Тобою, Христе Боже, благоуправляемая и человеческим умом в великом смирении бодренно проходимая! Ибо она до моря и глубины созерцаний простирает ветви свои и до рек сладких Божественных таин — отрасли свои (Пс. 79: 12), напаяет (орошает, освежает) ум, с давнего времени палимый нечестием от сланости лукавых помыслов бесовских и неистового мудрования плоти, в коем смерть.

183. Как не следует букв писать на воздухе, а надо их резцом начертывать на каком-либо теле твердом; чтобы они могли надолго сохраниться,— так с притрудным трезвением своим должно нам сочетавать молитву Иисусову, дабы прекрасная добродетель трезвения вместе с Ним была в нас всегда целою, и чрез Него во веки сохранилась в нас неотъемлемою.

Когда, возмогая о Христе Иисусе, начнем мы тещи в трезвении твердо установившемся, тогда сперва является нам в уме — как бы светильник какой, держимый нами рукою ума и руководящий нас на стези мысленные, потом, как бы луна в полном свете, вращающаяся на тверди сердечной, наконец, как солнце, — Иисус, подобно солнцу сияющий правдою, т. е. показующий Себя Самого и Свои всесветлые светы созерцаний.

Начало плодоносия — цвет; а начало трезвения ума воздержание в пище и питии, отвержение и отсечение всяких помыслов и сердечное безмолвие.

Как невозможно жить теперешнею жизнью без пищи и пития,— так без хранения ума и чистоты сердца, — что есть и называется трезвение, — невозможно душе достигнуть чего-либо духовного и Богу угодного, или избавиться от мысленного греха, хотя бы кто страхом мук и удерживал себя принудительно от грешения делом.

Итак, один способ (прием) трезвения есть: — смотреть неотступно за мечтанием, или за прилогом; ибо без мечтания сатана не может устраивать помыслы и представлять их уму к его прельщению обманом.

Состав морей — множество вод; а состав и твердыня трезвения бодренности и углубленного безмолвия души, равно как бездна созерцаний дивных и неизреченных, и разумного смирения, правоты и любви есть (само же одно) крайнее трезвение и ко Христу Иисусу без помыслов с воздыханиями молитва, непрестанная, притрудная, но без уныния и скучания (Лк. 18: 1).

Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца; так что он видит, как подходят чуждые помыслы, эти воры — окрадыватели, слышит, что говорят и что делают эти губители, и какой демоны начертывают и установляют образ, покушаясь, увлекши чрез него в мечтания ум, обольстить его. Коли будем люботрудно проходить такое действование, то оно, если хотим, очень основательно и внятно, на опыте покажет искусство мысленной брани и доставит опытность в ней.

4. Не видит солнечного света родившийся слепым,— так не видит сияний богато нисходящей свыше благодати тот, кто не живет в трезвении; не освободится он также от греховных, Богу ненавистных дел, слов и помышлений. Таковые во исходе своем не минуют свободно (имеющих сретить их) князей тартара.

Трезвение есть путь всякой добродетели и заповеди Божией; оно называется также сердечным безмолвием, и есть то же, что хранение ума, в совершенной немечтательности держимого.

Оно есть и лествица к созерцанию; оно же научает нас право править движениями троечастности души (т. е. трех сил: мыслительной, раздражительной и желательной) и твердо хранить чувства, — и в причастнике своем каждодневно возращает четыре главные добродетели (т. е. мудрость, мужество, воздержание и справедливость).

Трезвение есть духовное художество, которое, если долго и с постоянным усердием проходить его, с Божией помощью, совершенно избавляет человека от страстных помыслов, и слов, и худых дел; дарует тому, кто его так проходит, верное познание Бога непостижимого, сколько сие возможно для нас, и сокровенное разрешение сокровенных Божественных таин; и есть творительница всякой заповеди Ветхого и Нового Завета и всякого блага будущего века подательница.